
📌 Доступ к телефонам — отказано. Но вопросы остались.
Одесский суд отказал прокуратуре в разрешении на доступ к личным устройствам адвоката Ольги Панченко. Однако сама попытка получить доступ к её мессенджерам и электронной почте вызвала обеспокоенность в юридическом сообществе.
Что стоит за этим ходатайством — профессиональная необходимость или опасное размывание границ закона?

В Украине не так уж часто случаются дела, где тонкий юридический нюанс вызывает столь ощутимый резонанс в профессиональной среде. Случай с адвокатом Ольгой Панченко — именно из таких. Формально — ходатайство прокуратуры о временном доступе к изъятому мобильному телефону и ноутбуку. По сути — проверка на прочность правовых гарантий всей адвокатской корпорации.

23 мая Пересыпский районный суд Одессы отказал прокуратуре в удовлетворении соответствующего прошения. Поводом для отказа стали, в частности, аргументы члена Комитета по защите профессиональных прав адвокатов Евгения Иванченко, который подчеркнул: речь идёт не просто о технических устройствах, а о носителях адвокатской тайны, заявил возражения и обратил внимание на нарушение требований Закона Украины «Об адвокатуре и адвокатской деятельности».
Откровенно говоря, я лично сомневался, что суд примет именно такое решение. Однако суд очень взвешенно подошёл к ситуации и вынес абсолютно законное, честное и обоснованное решение. Я считаю, что это победа не только в деле Ольги Панченко, но и победа для каждого адвоката. Потому что если бы подобные ходатайства удовлетворялись судами, следователи направляли бы их в массовом порядке — ежедневно, системно и без должного обоснования.
Но более тревожным оказалось не само ходатайство, а риторика обвинения. В своём публичном комментарии Ольга Панченко пишет:

«Сторона обвинения несколько раз заявила следственному судье, что ей нужен доступ к информации в изъятых у меня мобильных телефонах, ноутбуке, а также доступ ко всем моим мессенджерам, электронным почтам для того, чтобы, внимание, найти доказательства моей вины в совершении уже инкриминируемого правонарушения и доказательства возможного совершения мной других преступлений».
Этот фрагмент показателен. Он иллюстрирует логику, при которой доступ к личной информации становится не способом проверки существующих данных, а поиском новых оснований для обвинения. При таком подходе презумпция невиновности перестаёт быть процессуальной нормой — она превращается в условность.
Панченко подытоживает:
«Если я не ошибаюсь, то в ходе досудебного расследования следствие собирает доказательства как вины, так и невиновности лица и оценивает их в совокупности. Однако, как оказалось, эти положения закона на меня не распространяются — я должна быть виновной в любом случае, и уже неважно в чём».
Не дело частное
Можно рассматривать это дело как изолированный эпизод в биографии конкретной адвокатки. А можно — как симптом. Адвокатская тайна — не профессиональный каприз, а основа системы справедливости: без неё невозможно ни доверие клиента, ни полноценная защита.
Именно поэтому вторжение в сферу защищённого общения требует от следствия не только подозрений, но и строжайшего соблюдения процедуры. Любая попытка обойти это — уже не просто ошибка, а потенциальное нарушение конституционных гарантий.
Суд пока поставил заслон. Но вызов остался.